Роскосмос в этом году установил новый рекорд: с октября 2018 года госкорпорация выполнила 100 безаварийных пусков космических ракет подряд. В истории современной России такой показатель достигнут впервые. Генеральный директор Госкорпорации «Роскосмос» Юрий Борисов провел встречу в медиагруппе «Россия сегодня» с главными редакторами российских СМИ, на которой рассказал об успехах и проблемах отечественной ракетно-космической отрасли. По ее итогам он дал интервью РИА Новости, в котором сообщил, какие цели стоят перед корпорацией, сможет ли Россия перейти к конвейерному производству спутников, когда появится альтернатива МКС — Российская орбитальная станция, и каким будет сотрудничество с Китаем по лунной программе.
— Юрий Иванович, в конце прошлого года вы заявили о необходимости коренной перестройки отрасли и внедрении индустриальной модели производства спутников. Существует ли такая технологическая возможность поставить производство спутников на поток? Есть ли на это деньги?
— У нас нет другого выхода. С тем количеством спутников, которое у нас сейчас на орбите, мы не можем в полной мере обеспечить страну космическими услугами — связью, навигацией, дистанционным зондированием Земли, прогнозом погоды и так далее. Скажем так, мы «проспали» переход на индустриальную модель производства спутников. Исторически мы всегда больше внимания уделяли пилотируемой космонавтике. До сих пор тратим на нее 35% средств, в то время как Европа и США — 16-18%. Внешний мир более рациональный в этом плане. Они делали больший упор, в том числе финансовый, на создание спутниковых группировок.
К тому же мы строили, в основном, тяжелые спутники, которые запускались на высокие орбиты, где достаточно серьезные требования к элементной базе (использование класса space) и срокам активного существования. Дорогой спутник должен отработать свое. А из-за высоких орбит бывает определенная задержка в предоставлении услуг, например, связи.
Другие страны снижали орбиты и наращивали количество спутников в группировке, упрощая требования к ним и делая их более дешевыми. Надежность предоставления услуги стала определяться надежностью не одного аппарата, а всей спутниковой группировки, которая может содержать несколько сотен, иногда тысяч спутников. И выход из строя одного, пяти, десяти уже не критичен. Это принципиально другой подход. Но для этого нужно изменить производственную модель – выпускать спутники серийно, пополнять группировку.
Соответственно, это уже другая экономика — во всем мире перешли к разработке спутников под заданную стоимость. По факту это потребовало смены всей индустриальной модели, как в других отраслях. Одно дело — собирать автомобиль в кружке «Умелые руки» в одном экземпляре, другое — поставить его на конвейер. То есть это вопросы стандартизации, унификации, сокращения типажа используемой элементной базы, без которых на серийное производство не выйти.
Мы к этой модели практически не были готовы. У нас все предприятия исторически разрабатывали спутники со своей кооперацией, со своими подходами. Наверно, это было правильно, чтобы обеспечивать конкурентное преимущество в условиях искусственной конкуренции в Советском Союзе. У нас есть несколько центров по созданию спутников. Основной из них, который создал две трети всех спутников, — это ИСС имени Решетнева со своей кооперацией. Они сделали навигационные спутники системы ГЛОНАСС, спутники связи и цифрового телевидения. Наукой, как правило, занималось НПО имени Лавочкина, метеоспутниками — ВНИИЭМ, спутниками дистанционного зондирования Земли — РКЦ «Прогресс».
И каждый имел свои подходы, платформы, кооперацию и технические решения. Спутник от спутника отличается, тиражирование в такой ситуации невозможно. Плюс сроки у стапельной сборки длительные. Как она происходит? Вот платформа, на нее начинают монтировать оборудование, монтируют, монтируют, дошли до определенного момента, что-то вышло из строя. Все демонтируют, отсылают на завод-изготовитель, ждут, когда придет обратно. В среднем, срок производства спутника 15-18 месяцев. При таком подходе о серийном производстве говорить нельзя. Это совершенно другая индустрия. Логистика поставок комплектующих, технологический процесс — все совершенно по-другому.
Задумывались ли об этом? Конечно. И до меня задумывались, потому что жизнь заставила, когда Европа с Америкой ввели санкции. Они нас с распростертыми объятиями в 1990-е годы приняли в свой клуб, обеспечили доступ к широкой номенклатуре элементной базы. Мы перестали развивать свое производство, а они потом стали закручивать гайки. Хорошо, что мы это поняли немного раньше, чем случилась специальная военная операция. Стали задумываться о сокращении номенклатуры элементной базы. Одно дело импортозамещать номенклатуру в 30 тысяч номиналов, другое — в тысячу. Раньше каждый инженер мог выбирать в интернете, что ему наиболее приемлемо для своей схемы.
Я выяснил, что все предприятия Роскосмоса теоретически могут выпускать 42 спутника в год. А по факту из-за ограничений финансирования и срывов сроков выпускают 15-17.
— Сколько спутников выпускают США и Китай?
— Производственные мощности Соединенных Штатов по темпам того же самого SpaceX — где-то под тысячу спутников в год. У китайцев мне известно о четырех заводах суммарной мощностью примерно 450 в год. А у нас 42. Если нам ничего не менять, то к 2030 году мы выйдем на космическую группировку где-то 360 спутников. Вроде, много по сравнению с сегодняшними 190. Но тогда с сегодняшних 3,5% от объема космических услуг на мировом рынке мы упадем до 0,5%. Индия, которая сегодня серьезно отстает от России, обгонит нас по количеству спутников в пять раз, не говоря об Америке, Европе и Китае. Чтобы оставаться в рынке, минимальная орбитальная группировка России, по мнению наших специалистов, к 2030 году должна быть 1000-1200. И чтобы вытянуть такие темпы надо сегодня кратно наращивать производство. Где-то на рубеже 2025 года выйти на 250 спутников в год, а к 2030-му — на спутник в день.
Предстоит серьезная работа. Холдинг «Российские космические системы» должен разработать канонический ряд аппаратуры. Любой спутник состоит из универсальной платформы со служебной аппаратурой, которая отвечает за вывод спутника в заданную точку, его ориентацию, раскрытие солнечных батарей, обеспечение работоспособности, сбор и передачу на Землю телеметрии. То есть, любой спутник на 60-70% унифицирован, сверх того — только полезная нагрузка, в зависимости от той или иной космической группировки. РКС должен научиться в нужном количестве выпускать эту аппаратуру. Основным производственным активом станет Ярославский радиозавод, который мы будем переоснащать. И будем выстраивать два центра серийного производства спутников: в ИСС имени Решетнева (телекоммуникационное направление) и, наверное, в НПО имени Лавочкина (направление дистанционного зондирования Земли и научный космос). Принцип простой — максимальная унификация, чтобы обеспечить серийность. Стоит ли это денег? Да.
— Какое количество дополнительных средств на это понадобится?
— Знаете, я за много лет работы накопил достаточно жизненного и профессионального опыта, чтобы не рассчитывать на какие-то серьезные дополнительные бюджетные вливания. Конечно, можно прийти и сказать, что нужно вот столько денег. Но мне скажут, «финансовое положение тяжелое». И будут правы.
Мы давно обсуждали, еще когда я был в Белом доме, вариант привлечения внебюджетных средств за счет выпуска ценных бумаг — длинных облигаций Роскосмоса на 50 миллиардов рублей. Население может их купить, если будет гарантированная доходность. С президентом это обсуждал. Прорабатываем с Минфином и Центробанком возможность их выпуска.
— Недавно подписано соглашение с восемью частными компаниями об инвестициях в космические проекты. Как это поможет, и что из этого выйдет?
— Пока сложно дать точный прогноз. Мы учитываем мировой опыт, но при этом и нормативная база, и финансовая культура у нас с Америкой, Европой и Азией разные. Что из этого получится, посмотрим на практике.
Сегодня необходимость в космических данных и услугах в России такая, что чем больше спутников построим, тем лучше, и не важно, будут ли это предприятия в контуре Роскосмоса или нет. Мы провозгласили для частников политику открытых дверей. Мы готовы не только запускать их аппараты в космос, но и предоставлять им технологическую и испытательную базу для спутников. Например, вакуумные и безэховые камеры — очень не дешевое оборудование. Мы рады появлению в нашей стране высокотехнологичных компаний, которые говорят нам: мы можем построить спутники. У них есть амбиции на то, что Роскосмос сможет со временем делегировать им создание отдельных орбитальных группировок. Время покажет, но я смотрю на этот процесс с оптимизмом.
— Вы заявили о создании молодежных конструкторских бюро и особых условиях их работы. Как это поможет отрасли?
— Отрасль остро нуждается в изменениях изнутри, и делать ставку здесь нужно на молодежь. На данный момент работаем с вузами, создаем онлайн-платформу для стартапов, расширяем возможности для молодых сотрудников на предприятиях. Но в перспективе мы хотим создать отдельные молодежные коллективы, поставить перед ними амбициозные цели и предоставить особые условия. Освободить их от бюрократических процедур, дать возможность отойти от устоявшейся нормативной базы, как-то простимулировать. Будут работать по нескольким перспективным направлениям — спутникостроение, создание перспективной ракеты-носителя на замену «Союзу-2» и, возможно, космическое приборостроение.
Вспомните Сергея Павловича Королева, который и сам в молодости шел наперекор правилам и условиям, конструировал и запускал ракеты. Позднее делал ставку на молодых и талантливых ребят. Или пример того же Илона Маска: ему в NASA говорят, что возможно, что невозможно, а что делать нельзя. А он идет наперекор запретам и прогнозам и доказывает на практике, что можно и что возможно. Я хочу создать ситуацию, чтобы наши молодые Королевы и Маски не боялись.
— У Маска деньги есть, поэтому ему можно.
— Деньги, как говорят в математике, это необходимое, но не достаточное условие. Еще должно быть стремление, чтобы глаза горели. У молодежи это есть. Если поставить перед ними амбициозные задачи, в решении которых они будут участвовать на равных и даже передовых позициях, будет эффект. Наша задача — организовать эту работу.
— Когда можно ожидать Российскую орбитальную станцию?
— В этом году мы закончим эскизный проект, который определит основное назначение, облик, технико-экономические и финансовые параметры этого проекта, этапность реализации. Первый модуль — научно-энергетический — должен появиться в 2027 году, мы уже начали его делать.
МКС — великое достижение, но сегодня эквивалент отдачи от станции для нас значительно ниже, чем затраты на ее эксплуатацию. К тому же никто из инженеров не может сказать, когда закончится жизненный цикл станции. Американцы рассчитывают эксплуатировать МКС и после 2030 года — катать туда туристов.
Но нам надо иметь альтернативу и формировать нашу станцию начиная с 2027 года. Какой она будет, еще обсуждается. Целесообразность создания станции обусловлена, в первую очередь, грамотной, системной и очень востребованной научной программой. Цель — получать новые знания, а не просто отправлять туда космонавтов.
Одна из проблем, которую я для себя отметил в Роскосмосе, кроме финансовых и организационных, имеющихся в любой крупной организации, — это отсутствие вменяемой, понятной всем стратегии развития отрасли. Это я почувствовал очень остро. Если цели меняются в процессе работы, то это дезориентирует коллективы, теряется смысловая нагрузка. Всем должно быть ясно, куда идем и чем занимаемся конкретно сейчас.
Выработка научно-технической политики по всем направлениям — от строения спутников до пилотируемой космонавтики — то, чем мы занимаемся с момента моего прихода в Роскосмосе. Председатель научно-технического совета Роскосмоса Юрий Николаевич Коптев говорит: «Ты только смотри, как тот Моисей, 40 лет по пустыне их не води». Ладно, 40 лет не будем, нельзя процесс затягивать. Думаю, в ближайший квартал закончим.
— Юрий Иванович, часто информационная повестка, связанная с Роскосмосом, особенно с его недавним прошлым, носит немного уголовный характер. У сторонних читателей может возникнуть впечатление, что Роскосмос и его предприятия — это места, где воруют командами. На ваш взгляд, чем была обусловлена такая небывалая концентрация подобного рода дел на предприятиях Роскосмоса, и созданы ли сейчас все предпосылки, чтобы этого не повторилось?
— Фоновая история вокруг Роскосмоса действительно непростая. Вы, наверное, заметили, что всплеск уголовных дел начался с 2018 года. Это объясняется и тем, как была выстроена работа службы внутреннего аудита корпорации. К моему приходу в Роскосмос это структурное подразделение провело более 120 проверок, и основными показателями качества своей работы считало не столько профилактику правонарушений, сколько количество заведенных уголовных дел. Акты пачками передавались в надзорные и правоохранительные органы — без должной технико-экономической и правовой экспертизы. Сколько их было передано, мы до конца не знаем. Сейчас совместно с силовыми органами актуализируем данные, составляем единый реестр уголовных дел.
В моем понимании, внутренний аудит нужен, чтобы иметь независимый взгляд на финансовое состояние предприятий, заниматься превентивным контролем, предлагать правильные правовые инструменты по расходованию средств, помогать коллегам и направлять их. Иными словами — заниматься профилактикой нарушений. В условиях, по сути, санкционной войны против России, это крайне важно для отрасли. А наказывать — это уже хлеб других государственных органов. В нынешнем виде аудиторская служба в корпорации работает на реализацию тех целей, о которых я вам только что рассказал. В том числе, и благодаря кадровым изменениям.
Что касается уголовного дела с гендиректором НПО имени Лавочкина Владимиром Колмыковым. Дело также инициировано по проверке департамента внутреннего аудита Роскосмоса. Суд вынес решение, но официальная позиция Роскосмоса — не секрет, и мы ее уже озвучивали. У меня на столе лежит справка: позиции следствия, суда и корпорации. Нанесен ли ущерб в плане передачи технической документации и разовой оплаты за это? Нет. Есть заключение от ФСТЭК России. Эксперты по вопросам интеллектуального права нарушений тоже не увидели. Совет директоров сделку не оспорил. Тем не менее, вынесен обвинительный приговор. Что нам остается? Пройти этот путь до конца — разумеется, в рамках правового поля. Будем подавать апелляцию, рассчитываем на изменение приговора. Считаю, это мой долг как руководителя и просто по-человечески.
Хочу подчеркнуть: мы, Роскосмос, крайне заинтересованы в раскрытии любых коррупционных схем. Кстати, сейчас очень активно работаем с коллегами из Генпрокуратуры и передаем много материалов по серьезным нарушениям. Но повторю то, что уже заявлял: для нас крайне важна объективность и непредвзятость. Люди, которые руководят предприятиями, несут колоссальную материальную и моральную ответственность. И они не должны жить в страхе, что завтра их прямо из кабинета заберут в камеру, не понимая за что, и никто не встанет на их защиту. Так из отрасли утекут все компетентные кадры, и никто не захочет прийти на освободившееся место. К слову сказать, в защиту Колмыкова и Солнцева готовы подписаться более тысячи сотрудников отрасли.
— Каким вам видится экспортная выручка Роскосмоса после завершения контрактов на поставки ракетных двигателей в США? Насколько возможно здесь взаимодействие с Индией и Китаем? Заместят ли они американцев?
— Мне очень жаль потери этих контрактов. Я остаюсь при мнении, что космос должен быть вне политики. Это — общечеловеческое достояние, и его освоение — право всех граждан Земли. Мы прекратили поставку двигателей РД-180, но чего бы не продолжать поставлять двигатели РД-181, учитывая гражданское назначение ракеты-носителя Antares. Европейцы вдогонку отказались от совместного с нами проекта ExoMars. Я чуть не до слез расстроился, не знал, что делать. Готовность к пуску — сентябрь прошлого года, потрачено 20 миллиардов рублей, совместный с европейцами проект — псу под хвост.
Я не делаю шагов, которые рушат это хрупкое сотрудничество. Те же американцы на МКС в нештатной ситуации с кораблем «Союз МС-22» ведут себя порядочно, по-людски. Хоть и дают понять, что прежние времена прошли: «Можно было с вами строить лунную программу, были такие планы, теперь не будем».
Пытаемся заместить выпадающую экспортную выручку с другими странами. В первую очередь, это Китай. Я так скажу, к сожалению, нам уже есть, чему у них поучиться. Но и у нас есть компетенции, которые их интересуют. У нас неплохие связи с Ираном. Мы запустили для них спутник в августе прошлого года. Есть перспектива по небольшому тиражу таких спутников. Есть планы с Анголой, Алжиром, Вьетнамом и арабским миром. Конечно, нужны новые направления.
Сейчас всех беспокоит космический мусор, все заинтересованы в создании надежной системы его обнаружения. Ведь объем космических группировок будет расти, проблема будет только усугубляться. И вот вам живой пример — маленький метеоритик прилетел в наш корабль на МКС. Сами знаете в какую проблему это вылилось….
Такие направления есть, конечно, мы будем работать со всеми, кто захочет. Но сейчас уже другой мир. Нельзя приехать в другую страну и сказать: давайте мы вашего космонавта за деньги запустим, и все. Они ставят вопрос по-другому: мы хотим сами развиваться, осваивать новые технологии, ждут, что мы им передадим.
— А по межпланетной станции «Луна-25» все-таки есть уверенность, что в этом году мы ее запустим?
— Полная. Пусковое окно — июль-август. Как говорится, рад бы и завтра, но баллистика такая. Все технические вопросы пройдены, лазерный дальномер, который концерн «Вега» делал, доработан. Все риски устранили, идет плановая подготовка к запуску. Дальше реализацию лунной программы будем продолжать автоматическими станциями «Луна-26», «Луна-27» и «Луна-28». Они позволят определить возможное место развертывания будущей лунной станции, которую мы собираемся вместе с Китаем строить. Это дорогостоящие проекты. Будем детально обсуждать роль и место России в совместной программе, чтобы достойно быть представленными, а не просто страной, которая поделится наработанными компетенциями.
— По ситуации с небольшим метеоритом, который навел такой шорох… Получается, что у корабля нет противометеоритной защиты?
— Представляете, какой ущерб может нанести «песчинка» размером 1 миллиметр, летящая со скоростью 7 км/с? Манипулятором посмотрели характер самого отверстия, размер, кромку. И очень однозначные выводы были сделаны, они подтверждены американцами. Мы от них ничего не скрываем, экипаж-то общий.
— Когда и на основании каких факторов будет приниматься решение о продлении экспедиции на МКС?
— Все решения уже приняты. На поврежденном «Союзе МС-22» спускать экипаж нельзя. Сейчас температура внутри корабля держится от 20 до 30 градусов, страшного ничего нет. Но кто знает, как могут пойти события, если на нем будет приземляться экипаж? Здесь человеческие жизни на весах.
Экипаж — Сергей Прокопьев, Дмитрий Петелин и Фрэнк Рубио — должен был вернуться на Землю в марте, теперь вернется в сентябре на «Союзе МС-23», который прибудет на станцию 22 февраля. То есть у нас идет сдвижка программы на полгода вправо.
— Запланированный ранее полет космонавта Белоруссии состоится?
— Сдвинется ровно на эти полгода.
