На сайте Госкорпорации «Роскосмос» опубликован первый в 2022 году выпуск журнала «Русский космос». В выпуске размещен текст беседы руководителя госкорпорации Дмитрия Рогозина с заместителем главного редактора журнала Игорем Марининым.
О семье, детстве и настойчивых шагах в космос
— Дмитрий Олегович, спасибо большое, что нашли время дать интервью журналу «Русский космос», который был создан по вашей инициативе. Хотел бы начать разговор со знакомства с вами наших читателей. Расскажите, пожалуйста, как вы пришли в космонавтику. Что для вас значит слово «космос»?
— Я вырос в семье военного. Отец Олег Константинович был военным летчиком, заканчивал Первое Чкаловское военное авиационное училище имени Ворошилова (впоследствии Оренбургское высшее военное авиационное училище летчиков имени И. С. Полбина, расформировано в 1993 г.) — то же, что и Юрий Гагарин, но на шесть лет раньше. В этом училище сейчас располагается Оренбургское президентское кадетское училище, в котором есть два класса: имени Юрия Гагарина и имени Олега Рогозина. Моя мама училась в том же самом Оренбургском медучилище, что и Валентина Ивановна Гагарина, но тоже на несколько лет раньше. Отец также окончил Военно-воздушную инженерную академию имени Жуковского, потом служил в центральном аппарате ВВС, был первым заместителем начальника вооружения в Минобороны, где отвечал за перспективные исследования.
Помню счастливое лицо отца, когда он вернулся после успешных испытаний «Бурана» в 1988 году. Вся ракетная тематика и программа «Энергия—Буран» реализовывались на моих глазах. К нам домой часто заходили Владимир Уткин, создатель знаменитой тяжелой межконтинентальной баллистической ракеты «Воевода», которую за ее мощь на Западе прозвали «Сатаной», выдающийся конструктор знаменитых двигателей НК-33 для лунной ракеты Николай Кузнецов, другие руководители промышленности.
Космос мне близок с детства. Я выписывал и читал журналы «Авиация и космонавтика», «Техника молодежи» и «Крылья Родины». Вырезал статьи про космические аппараты, знал поименно, как и вся страна в то время, всех космонавтов. Казалось, что при таком отце мой путь лежал в МАИ или военное училище, но время было такое, протестное что ли, поэтому я поступил в МГУ на международное отделение факультета журналистики. Но судьба меня в итоге прибила к берегу космической отрасли.
Первый профессиональный заход в ракетно-космическую тематику состоялся еще в МГУ. Я стал первым на факультете, кто защитил сразу две дипломные работы. Название одной из них звучало так: «Парадоксы президента Миттерана. Военно-техническая политика Франции с 1966 года». В дипломной работе специальный большой раздел отводился тематике ракетно-ядерного оружия.
Второй раз в реку ракетно-космической тематики я вошел благодаря знакомству с Юрием Николаевичем Коптевым в 2000 году. В тот период я был председателем комитета Государственной думы по международным делам. В задачи комитета входили вопросы ратификации международных соглашений, в том числе имеющих прямое отношение к Роскосмосу. В частности, мне пришлось заниматься проблемами выхода США из договора по ПРО 1972 года, быть докладчиком по вопросу условий ратификации договора СНВ-2. Таким образом, еще работая в Госдуме, я тесно сотрудничал с Роскосмосом. Так проходило мое «инфицирование» космонавтикой.
С 2008 года в соответствии с указом президента России Владимира Путина я работал специальным представителем России при штаб-квартире НАТО в Брюсселе. К тому времени я защитил диссертацию на соискание ученой степени доктора философских наук по теме «Проблемы национальной безопасности России на рубеже XXI века». Моим оппонентом на защите был представитель Академии Генштаба. Тогда же меня назначили спецпредставителем по вопросам противоракетной обороны (ПРО). Я вел переговоры от имени президента о неразвертывании в Польше и Румынии средств ПРО.
В 2011 году президент Дмитрий Медведев по рекомендации премьера Владимира Путина назначил меня на пост вице-премьера, где я стал курировать ОПК, гособоронзаказ, морскую политику, атомную и ракетно-космическую тематики. В 2016 году защитил диссертацию в Военно-морской академии имени адмирала флота Советского Союза Кузнецова на соискание степени доктора технических наук по специальности «Теория вооружения, военно-техническая политика, система вооружения». Такой курс уже немолодого бойца я прошел до назначения в Роскосмос.
— Ваша карьера складывалась замечательно, но вы пошли другим путем…
— До мая 2018 года я работал в правительстве и, считаю, многое сделал для укрепления обороноспособности России. Вы, наверное, видели на парадах, как менялась военная техника в последние годы. Эти новые боевые системы и комплексы начинали разрабатываться или были приняты на вооружение в годы моего руководства коллегией ВПК.
Многое удалось сделать и в атомной сфере, а вот ракетно-космическая отрасль постоянно проседала. Аварийность была в те годы высокая, стало видно не просто замедление, а практически полная остановка развития отрасли. После аварийного пуска с Восточного в ноябре 2017 года, когда мы потеряли гидрометеорологический аппарат «Метеор-М» и несколько малых спутников из-за некорректной работы разгонного блока «Фрегат», я для себя понял, что, работая в правительстве, не могу непосредственно повлиять на ситуацию.
Можно было и дальше оставаться вице-премьером, назначив в Роскосмос доверенное лицо, но, к сожалению, не было человека, на которого я в этом вопросе мог бы положиться на 100 процентов. К тому же поднимать отрасль через чужую голову неэффективно. Как говорится, «если хочешь сделать работу хорошо, сделай ее сам». Потому я предложил Дмитрию Медведеву, а затем президенту Владимиру Путину возложить на меня задачу по исправлению ситуации в отечественной ракетно-космической отрасли.
Как пример: еще в 2016 году я подписал поручение правительства Роскосмосу о создании высокоширотной российской орбитальной станции. До моего прихода в Роскосмос эта тема так и лежала мертвым грузом. Сейчас же она дышит полной грудью.
Мое назначение в Роскосмос состоялось в мае 2018 года. Дальнейший ход событий ваш журнал, думаю, прекрасно знает.
О переразмеренности отрасли и «технологическом фитнесе»
— Обрисуйте, пожалуйста, состояние Госкорпорации «Роскосмос» на сегодняшний день. Что изменилось с момента вашего прихода в мае 2018 года?
— Тогда ситуация была аховая. Летом 2018 года в кабинете, где мы сейчас беседуем, я чуть ли не каждый день решал вопрос сохранения Центра Хруничева. У предприятия не было денег даже на выплату зарплаты. Финансовая дыра только одной этой организации была размером в 127 млрд рублей. Ряд других предприятий был в аналогичном катастрофическом состоянии. Сейчас нам удалось исправить ситуацию. Долги Центра Хруничева за три с половиной года снизились на 100 млрд. Я, правда, полагал, что нам удастся снизить долговую нагрузку Центра Хруничева еще быстрее, но даже при нынешнем темпе уже через несколько лет долг будет полностью сведен к нулю.
Причина долгов заключается в том, что отрасль оказалась сильно перетяжелена, излишне переразмерена. Она создавалась под задачи советского периода, когда финансирование космических программ было практически неограниченным из-за множества задач и невероятного по нынешним меркам количества пусков. Но даже для СССР отрасль была слишком раздутой.
В те годы космонавтика была витриной не только страны, но и всего политического строя. Главные, а затем генеральные конструкторы, возглавлявшие космические предприятия, были независимы. Каждый из них мог снять трубку и позвонить Генеральному секретарю, фактическому руководителю государства, чтобы получить дополнительное финансирование. Это приводило к тому, что предприятия формировались как натуральные хозяйства. При этом единая государственная техническая и технологическая политика для них отсутствовала. Соответственно, не было трансфера идей, что абсолютно необходимо.
Потому сейчас приходится «сушить» отрасль. Я называю это «технологический фитнес». Такой процесс начался, на сегодняшний день он реализован процентов на 20–25. Для завершения понадобится минимум лет пять. При этом должны быть обеспечены два подхода.
Первый: оптимизация производственных и технологических фондов. Заводы должны быть общими, а конкуренция между конструкторскими бюро должна обязательно сохраниться. Инженеры должны «бодаться» между собой за наилучшие технические и экономические решения, а заводы — быть способными выполнять задачи разных КБ. Конечно, для этого должны быть созданы единые центры компетенции. Например, не будет десятка различных шаробаллонных технологий или девяти различных бортовых вычислительных машин, как было прежде. Будут выбраны один-два лучших варианта, которые будут удовлетворять потребности всех предприятий отрасли.
Что касается трансфера идей между различными КБ, то этому будет способствовать создание Национального космического центра, который сейчас строится в Филях. И дело не в самом здании, не в его архитектуре, не в башне в виде ракеты и не в корпусах в виде клавиш рояля. Для нас важен прежде всего человеческий аспект. Самым главным в этом сооружении будет не кабинет генерального директора, а условные «курилки» и буфеты, где инженеры смогут встречаться в неофициальной обстановке, общаться, обмениваться идеями. Там будет создана неформальная среда для инженерного творчества. Тут же расположатся базовые кафедры ведущих космических вузов, опытное производство Центра Хруничева, инженерные центры и административные структуры, помогающие облечь идеи в решения и распоряжения. Все будет вариться в одном котле. Такие центры я хочу создать не только в Москве.
Второе: необходимо постепенно переносить сборочные производства на космодром Восточный. Нерационально все делать в европейской части страны, а потом тащить через всю гигантскую страну на Дальний Восток по железной дороге или самолетами. К тому же не все железнодорожные тоннели позволяют провозить негабаритные грузы. Можно пойти Севморпутем или, что благоразумнее, переводить сборку на космодром Восточный.
Со временем он превратится из эксплуатирующей организации, которая запускает готовые изделия, в наукоград. А значит там будут появляться новые социальные объекты: садики, школы, магазины, поликлиники, современные жилые дома. Мы будем закреплять специалистов привлекательной работой и развитой инфраструктурой. Вокруг космодрома будет кипеть жизнь!
Об итогах года и о российской орбитальной служебной станции
— Результат вашего управления отраслью налицо. Более трех лет нет аварий. Долги предприятий перед государством и заказчиками сокращаются! Внедряются новые технологии, омолаживаются коллективы… Что, на ваш взгляд, наиболее важное произошло в космонавтике за истекший год?
— Прежде всего, хочу отметить завершение строительства российского сегмента МКС. Этого удалось добиться благодаря долгожданному запуску «многострадального» лабораторного модуля «Наука», до прихода новой команды Роскосмоса лежавшего в забытьи, и модуля «Причал». Это самые важные события года.
Из перспективных проектов я бы отметил фактическое начало работ по эскизному проектированию Российской орбитальной служебной станции. В Ракетно-космической корпорации «Энергия» — с учетом мнения Научно-технического совета Роскосмоса — будет разработано несколько вариантов станции. Я знаю позицию генерального конструктора корпорации «Энергия» Владимира Алексеевича Соловьёва и других руководителей, которые солидарны с моим мнением: создание высокоширотной орбитальной станции — это значительный шаг вперед.
— В чем вы видите преимущество высокоширотной станции перед МКС, которая летает на наклонении 51.6 градуса?
— Новая орбитальная станция должна быть не просто конструкцией в космосе, а в первую очередь должна обладать мощным функционалом для решения задач в интересах нашей страны. Для этого нет ничего лучше, чем вывести ее на приполярную орбиту. Оттуда с помощью систем наблюдения, работающих в разных диапазонах спектра, можно будет наблюдать всю планету.
И самое главное: каждые полтора часа она будет пролетать над Арктикой, где сходятся интересы России, США, Канады, скандинавских стран. Северный морской путь — наш еще до конца не раскрытый потенциал. Станция должна взять на себя всевозможный мониторинг этого района. Это очень важная задача.
Конечно, такая орбита подразумевает более высокий уровень радиации, и это повлияет на длительность полета экспедиций. Но не надо забывать, что станция важна не сама по себе. Она важна как носитель уникального оборудования с огромными возможностями. Ее задача — не проведение экспериментов над людьми, а бесперебойная работа целевой аппаратуры, которую обеспечивает экипаж.
Важной особенностью конструкции станции должна стать ее высокая ремонтопригодность, возможность смены целевой аппаратуры и отдельных блоков. Без участия человека здесь не обойтись. Архитектура станции должна иметь возможность отделения и затопления модулей, выработавших свой ресурс, и присоединения новых модулей.
— Какие еще достижения российской космонавтики уходящего года вы бы назвали?
— Конечно же, следует отметить запуск первого космического аппарата новой серии «Арктика-М» на орбиту типа «Молния». Аппарат работает, показывая хорошие результаты.
Кроме того, в прошлом году полноценно заработал космодром Восточный. За год с него осуществлено пять пусков. Для нового космодрома это хорошая загрузка. В этом году мы также планируем активную пусковую программу. На дальневосточной площадке продолжаются работы по строительству стартового комплекса для ракеты-носителя тяжелого класса «Ангара», которая начнет летать оттуда в конце 2023 года.
Из других состоявшихся событий для нас очень важен был запуск экипажа с японскими туристами. Он ознаменовал возвращение России к услугам космического туризма. Отмечу, что это не какие-то суррогатные прыжки в космос, а полноценные космические полеты с проведением научных экспериментов на МКС. Мы планируем активно заниматься этим направлением.
Учитывая, что теперь нет необходимости использовать наши корабли для доставки зарубежных астронавтов на МКС, мы планируем увеличить выпуск кораблей «Союз МС» с двух до четырех в год, используя два корабля для выполнения полетов в рамках Федеральной космической программы, а два — для предоставления туристических услуг. Производственные мощности это позволяют: ведь раньше РКК «Энергия» производила два корабля по российской программе, а два — по заказу американских партнеров.
Помимо этого, появление возможности у США отправлять свои экипажи на МКС самостоятельно позволяет нам наконец командировать на станцию сразу трех российских космонавтов, увеличив научную отдачу. Тем более что теперь в составе российского сегмента станции имеется специализированный модуль «Наука».
И, конечно, проект «Вызов». Мы видим, какое колоссальное впечатление он произвел на общественность, к какому резкому росту интереса к нашей космической технике — как в нашей стране, так и за рубежом — он привел. Благодаря этому проекту люди познакомились с работой наших специалистов: сотрудников Центра подготовки космонавтов, производителей ракет и космических кораблей, стартовиков из ЦЭНКИ, специалистов Центра управления полетами, которые обеспечивают работу экипажей на орбите.
Космический этап проекта успешно завершен. К концу 2022 года ждем фильм в мировом кинопрокате. Вместе с нашими партнерами по «Вызову» покажем всему миру, что такое российская космическая отрасль и каковы ее возможности.
О планах на 2022 год, ракете «Амур-СПГ» и «Морском старте»
— Какие события в следующем году, по вашему мнению, так же сильно всколыхнут интерес общества к российской космонавтике?
— Конечно же, это наши межпланетные запуски «Луны-25» и «ЭкзоМарса-2022». Первой идет «Луна-25». Ее запуск планируется на июль 2022 года с космодрома Восточный. Важно не то, что она летит на Луну, хотя и это важно — мы не были там 46 лет и этой миссией преодолеваем разрыв поколений. Но с научной точки зрения важнее другое: «Луна-25» должна совершить посадку там, куда никто еще не летал, — в районе южного полюса Луны. По расчетам специалистов, в этой зоне должны быть залежи водяного льда, что очень важно при выборе места для создания обитаемой базы.
В сентябре 2022 года с Байконура намечен старт второго этапа совместной с Европой миссии «ЭкзоМарс». В этом проекте наш посадочный модуль «Казачок» будет самостоятельной научной станцией. Он не просто сядет на поверхность и выполнит роль ангара для европейского марсохода, но и продолжит автономную работу на Марсе с помощью нескольких российских
научных приборов. Эта миссия подтвердит наше тесное сотрудничество с европейскими партнерами.
Еще я отметил бы планы продолжить испытания ракет-носителей семейства «Ангара». 14 декабря 2020 года «Ангара-А5» с разгонным блоком «Бриз-М» подтвердила соответствие технических параметров требованиям заказчика. В декабре 2021 года мы провели еще один испытательный пуск с Плесецка тяжелой «Ангары» с совершенно новым разгонным блоком «Персей», разработанным в Ракетно-космической корпорации «Энергия».
В начале 2022 года в Плесецке продолжатся испытания легкой «Ангары», а в декабре 2023-го мы начнем испытания «Ангары-А5» с нашего гражданского космодрома Восточный. Уже через год, в 2024-м, там же начнутся испытания модернизированной ракеты «Ангара-А5М» с улучшенными характеристиками. Эта модификация «Ангары» позволит выводить с Восточного на опорную околоземную орбиту до 27 тонн полезной нагрузки. В 2022 году в Перми на мощностях НПО «Протон-ПМ» начнется серийное производство двигателей РД-191М для этого носителя.
— А есть нагрузки на ракету такой грузоподъемности?
— Конечно, есть. Это не только тяжелые космические аппараты связи, но и групповые запуски более легких спутников.
Среди экспертов бытует мнение, что рынок пусковых услуг в ближайшие годы окончательно схлопнется и, пока не поздно, нужно все силы устремить на рынки услуг дистанционного зондирования Земли, связи, навигации и т. д. Конечно, все эти направления стоит развивать и увеличивать свою долю участия, но мнение о конце рынка пусковых услуг ошибочно. Судя по косвенным признакам, таким, например, как заказы зарубежных спутникостроителей на наши электрореактивные двигатели, которые делают на калининградском предприятии «Факел», и заказы у него исчисляются тысячами, можно говорить о том, что в ближайшие годы будут построены сотни и тысячи спутников. Их, естественно, потребуется выводить на орбиту. Следовательно, через три-четыре года может произойти не схлопывание рынка пусковых услуг, а наоборот — дефицит пусковых мощностей.
Мы исходим из того, что в 2025–2026 годах нас ждет бум ракетостроения. Поэтому наши работы по ракете «Союз-5», по совершенствованию «Союза-2», который, думаю, еще лет десять полетает, по ракетам «Амур-СПГ» и семейству «Ангара» останутся востребованы. Их даже может не хватить, чтобы удовлетворить весь мировой спрос.
— Для ракеты «Амур-СПГ» будет строиться свой стартовый комплекс?
— Да, он будет строиться на Восточном в рамках третьей очереди развития космодрома. При этом, я думаю, мы отойдем от существующей классической схемы циклопических стартовых комплексов с огромными газоотводными каналами и множеством подземных бункеров, которые проектируются на случай крупных аварий и могут, наверное, выдержать удар тактического ядерного оружия. Сохраняя критерий безопасности, мы отойдем от этого принципа и будем строить для «Амура-СПГ» более дешевое, легкое и быстровозводимое стартовое сооружение. Для создания стартовых комплексов легких ракет используем имеющийся опыт программ по пускам ракет серий «Космос» и «Циклон».
Кроме того, легкие и сверхлегкие ракеты можно запускать с железнодорожных платформ. Задача поработать в этом направлении поставлена перед инженерами и архитекторами НИИ стартовых комплексов имени В. П. Бармина и другими нашими организациями. Уже звучат интересные предложения.
— Раз уж мы заговорили о стартовых комплексах, каковы ваши взгляды на будущее «Морского старта»?
— Это уникальное сооружение, опередившее свое время. Только сейчас SpaceX и китайские партнеры делают нечто подобное, а у России оно уже есть. С другой стороны, частная компания S7, которая хотела вложиться в модернизацию комплекса, растеряла свой «жирок» из-за пандемии, санкций на поставку в Россию комплектующих и финансовых потерь авиакомпании из-за локдауна.
Сейчас мы рассматриваем различные варианты возобновления эксплуатации комплекса. Мое мнение: надо в любом случае сохранить «Морской старт», модернизировать его систему управления под запуски «Союза-5». Для разделения рисков и финансового бремени на первом этапе, а также совместной эксплуатации комплекса в дальнейшем имеет смысл найти зарубежного партнера, который в силу своего географического расположения не может обладать космодромом на своей территории и был бы заинтересован в партнерстве по плавучему космодрому.
В 2020 году я побывал в порту Славянка в Приморье, осмотрел состояние обоих судов. Удивительно, что целый космодром, все обслуживающие системы, а также три ракеты-носителя удалось разместить на двух кораблях. Подводя итог, скажу, что «оживление» «Морского старта» — важная задача для Роскосмоса на сегодняшний день.
(Текст беседы с сайта Роскосмоса)
